В густом еловом лесу, возле Ольгина озера (так прозвали его в народе потому, что когда-то в нем утопилась от несчастной любви молодая девица по имени Ольга), жили когда-то съедобные грибы. Одни грибы стыдливо, тщательно забивались под ёлки, заставляя грибников тратить много времени, чтобы найти и положить их в корзинки. Другие старались побыстрее попасться людям на глаза, поэтому стояли на виду, чуть ли не на протоптанной многими поколениями любителей грибов, лесной дорожке. Они страшно боялись остаться до глубокой осени ненайденными и не превратиться со временем в скукоженных, некрасивых созданий, которые тихо разрушаются, рассыпаются в пыль под редкими шагами случайных прохожих. В любом случае главным и для тех, и для других было распространиться по миру — чтобы на старом или на новом месте вновь появились колонии с многочисленными грибными потомками.
В незапамятные времена находили местные жители возле Ольгина озера много опят. Каждую осень вылезали они на поваленных ёлках или березках, сначала крошечные, с ноготь мизинца, веселые, с конопушками на светло-бежевой шляпке и кокетливой юбочкой на стройной ножке. Позднее их закругленная шляпка начинала разрастаться, края ее распластывались. Сами опята увеличивались в размерах, ножка постепенно становилась деревянной, несвежей, застарелой. При первом же морозе на шляпке появлялись некрасивые темные пятна, и вскоре опята разваливались, а грибница оставалась до следующей осени в земле.
На одном пне поселилось дружное семейство опят: мама-опенок, ее сын—опенок, недавно обзаведшийся супругой с маленьким детенышем-опенком, и незамужняя дочка-опенок. Немножко завидовала дочка-опенок старшему брату, ей тоже хотелось встретить своего опенка и обзавестись многочисленными потомками. Как встретился в свое время ее папа-опенок с мамой-опенком. Правда, папа-опенок недолго радовался своему семейному счастью — его безжалостно, под корень, вместе с грибницей вырезал какой-то слишком рьяный грибник. Дочка все же не унывала — она верила со всем пылом своей юной души — будет и на ее улице праздник.
Но не повезло ей — напала на их колонию какая-то противная плесень, с которой раньше не сталкивались бедные опята. Протянулась своими белесоватыми, многочисленными нитями плесень сразу к нескольким поваленным ёлкам, и не давала опятам возможности даже порадоваться солнечному свету, ведь через нее лучи солнца почти не проникали к ним. Без ее разрешения не могли они по утрам вылезать на пеньки, радостно подрагивая от утреннего морозца. Без ее разрешения не могли они даже словом переброситься друг с другом, не говоря уже о том, чтобы познакомиться поближе и завести новых опят и опенков. Все свои силы они должны были отдавать плесени, подпитывая ее своими жизненными соками. Мало того, им приходилось постоянно выслушивать рассказы плесени об ее высоком происхождении (якобы она появилась чуть ли не на первых гробницах фараонов в Древнем Египте!), о Божественном предназначении плесени и пр.пр. От этих рассказов, повторяемых многократно, у юных опят развивалась ужасная тоска, но зевнуть они не имели право! — плесень строго указывала им на недопустимость подобного поведения и в наказание заставляла пересказывать то, что они только что выслушали.
Самое ужасное, что опятам постарше эти рассказы нравились, им хотелось подчиняться плесени, нравилось служить ей верно и преданно, даже солнечный свет их не радовал так как раньше, да и не нужен он был им больше, ведь в полумраке плесень росла лучше. Вот и мама-опенок предалась плесени всей душой. Она забыла, что главное для опят, как и для всех других грибов — распространиться по миру — чтобы на старом или на новом месте вновь появились колонии с многочисленными грибными потомками. Строго-настрого запретила мама-опенок своей незамужней дочке знакомиться с молодыми опятами без её ведома. Она сказала ей, что сама найдет ей мужа-опенка, только такого, который будет почтителен с плесенью, и не будет смеяться над ее рассказами. Нужно было найти такого опенка, который бы согласился бы жить в полумраке, чтобы плесень чувствовала бы себя вольготнее и развивалась бы еще быстрее.
Приуныла бедная дочка, но не смела она ослушаться маменьку-опенка, та ведь жизнь ей подарила. Не решалась она оставить маменьку, чтобы дальше по жизни идти своей дорогой. Но и жизнь в полумраке ее не радовала. Совсем захирела бедная девочка. Захотелось ей исчезнуть совсем, чтобы вырезал ее под корень какой-нибудь неопытный грибник, чтобы перестать мучиться на земле рядом с ненасытной плесенью. «Зачем жить в таком случае? Что меня ждет хорошего в жизни? Я не могу идти против мамочки, но так как хочет она, чтобы я жила — тоже не могу. Лучше исчезнуть побыстрее, тихо-тихо»…
А потом мама-опенок вообще объявила ей — не пущу тебя замуж совсем, мол, что можно хорошего ждать от мальчиков-опят. Только поиграют с тобой, да и найдут других незамужних опят. Лучше будем мы с тобой жить вместе, пока не исчезнем совсем.
От этой новости у незамужней дочки-опенка совсем шляпка распласталась. А ведь дочка была хорошенькой: свеженькая, со светло-бежевой кокетливой шляпкой с закругленной тульей, очаровательными конопушками, и короткой юбочкой, не скрывавшей совсем ее стройной ножки.
Марина Владимова, 2011г.
О проекте