Золотые Зерна Сказкотерапии

В одной дальней стране стояло когда-то село Померанцево. Звалось оно так издавна – рядом с селом находилось имение графа Теплицкого, одного из сподвижников Петра I. В свое время граф вместе с царем-батюшкой побывал в заморских странах и  привез оттуда померанцевое дерево. По указу графа его садовник разбил померанцевый сад. Жители села не могли налюбоваться на чудесные плоды, похожие на маленькие солнышки. Каждую весну нежный, неповторимый аромат цветов померанцевого дерева  наполнял округу, заставляя сильнее биться сердца односельчан. Гордились они прекрасным садом, и назвали в честь него свое село. В центре, на высоком холме стояла церковь Пресвятой Богородицы, а вокруг села протекало озеро, столь прекрасное, что не могло оно называться никак иначе, как озеро Красавица.
Однажды теплым весенним вечером сидели на завалинке возле своего домика, неподалеку от церкви, бабушка Прасковья Ефимовна и ее внучка Настенька. Любовались они заходящим солнцем, тихо опускающимся в воды озера Красавицы, и с наслаждением вдыхали аромат цветов померанцевого дерева. И спросила подрастающая внучка, а было ей в ту пору двенадцать годков:
— Бабушка, а что такое Любовь? Как узнать, какая она настоящая?
— Э, милая, Любовь – самый дорогой подарок от Господа нашего, благословение небес, как встретишь ее – ни с чем не спутаешь!
— Ну, всё же, как узнать, не ошибиться, ни с чем другим не спутать? Вот, к примеру, нравятся мне и Вовка Долгонос, и Пашка Бондарь неплох, да и Данила Семирученков чем не молодец? Как же узнать, кто из них мне люб, кто из них суженый?
— Не торопись, милая, к Любви надо сердечко своё готовить, тогда и выбор правильный сделаешь. Будешь слушать свое сердце – оно и подскажет. Тут торопиться никак нельзя. Ведь если сорвать раньше срока цветы померанца – не дадут они завязи, не родят плодов чудесных. Так и Любовь не созреет от торопливости, не родится плод счастливый, обернётся пустоцветом…
— Да, как же не торопится, бабушка! Вот у Аленки всё хорошо с любовью, три молодца за ней по пятам ходят, за  Ксюшкой целых два по пятам ходят, а у меня никого, стало быть, я какая-то порченая, никому ненужная?
— Настенька, что за глупость поселилась в твоей головушке! Как же ты себя не ценишь вовсе! Ведь послал в нашу жизнь душу твою сам Господь, стало быть, если ты себя не ценишь нисколько, то и не ценишь дар его, не веришь в Божий промысел…
—  Но ведь я некрасивая, неловкая, худая, на меня никто не смотрит, не бегает как за Аленкой, Ксюшкой, и за другими девчатами тоже!
— Это чем же ты плоха, скажи на милость? Ладненькая, быстроногая, мастеровитая, если захочешь – всё у тебя в руках спорится. Леновата, правда, изрядно – вот вчера, к примеру, сколько я тебя просила огород прополоть, воды нанести из колодца, да цветы полить, а ты всё отмахивалась, мол, потом бабушка, потом! А ведь трудолюбивая хозяюшка всегда больше нравится, нравится делами своими, добрым сердцем, готовностью придти на помощь.
Этим она людей-то радует.
Настенька призадумалась, а потом снова стала спрашивать:
— Ну. А всё-таки, бабулечка, что мне ещё нужно сделать, чтобы молодцам понравится? Вон у Светки да Палашки тоже работа не кипит особо, а  парни к ним так и липнут…
— А ты посмотри, милая, как они себя-то блюдут: косы девичьи всегда заплетены аккуратно, платьица всегда чистые да наглаженные, лапотки не порванные. В баню-то  они, небось,  каждую субботу ходят. А ты? Волосы во все стороны торчат, рубашка чаще всего на Анику застегнута, что ела вечером порой на личике написано… В баню тебе только с веником загонишь! Всё потому, что тороплива ты очень, всё стараешься быстрее закончить, все дела, что кажутся тебе неинтересными.
— Ну, ладно, бабуся, это я поняла.  А всё же, что мне ещё нужно сделать, как парням угодить-то, чем привлечь к себе их внимание?
— Э, внученька, куда снесло тебя-то! Слово-то, ты, какое выбрала, угодить – вроде как годна – негодна. Прямо как в сказке про Годюсю.
— Ой, бабушка, расскажи, расскажи, пожалуйста, сказочку сию!
— Ну, слушай. Было это, Настенька давно, в незапамятные времена. Жила в нашем селе одна красна девица по имени Ульяна. Хороша собой была – статная, высокая, коса пшеничная, в пол, глазки лазоревые, губки – чистый коралл.  И работать любила, и попеть, и поплясать горазда была. Да не ценила себя Ульяна ни на грош – матушка её этому не научила, болела тяжко, не до дочери ей было, да и отец-батюшка надолго уходил из села в город на заработки. Потому и пошла Ульяна замуж за первого парня, что к ней посватался, обрадовалась, что хоть кто-то ее заметил, выбрал. А парень этот, скажу я тебе, никудышный был, неважный человек-то.
— А почему, бабуля?
— Да, ему бы всё гулять с парнями по селу, пить в корчме, да шастать по ночам к бабам — вдовицам.
— Вот подлюка! А как же Ульяна?
— А не ценил он её вовсе. Надо было ему, чтобы чисто в доме прибрано, чтобы все горшки да плошки стояли на местах своих, чтобы ужин вкусный был бы всегда наготове, когда бы он домой не пожаловал. Ни песен, ни танцев Ульяниных ему и не требовалось вовсе.
— И она всё терпела?
— А куда деваться-то? Всё старалась Ульяна угодить мужу своему законному. Сделает что-нибудь, да всё спрашивает мужа, Алешку непутевого:
— Годится, милый, всё ли я так сделала? – А он в ответ:
— Ладно, годится.
Услышали это соседки и прозвали её Годюсей. Так к ней потихоньку прозвище-то и приклеилось.
— А что дальше-то было?
— Экая, ты, Настенька, нетерпячка, прости Господи! Быстро только наш кот Васька блох ловит!
— Ну, пожалуйста, бабулечка, мне же так интересно, очень уж мне Годюсю жалко!
— А что дальше? Пил да гулял всё Алешка беспутный, а потом стал поколачивать  жену свою богоданную. Завалится домой выпимши, харкнет на пол и матюгами Годюсю покрывает, чтобы быстрее поворачивалась, ужин бы на стол скорей подавала. А как не понравится ему ужин – выругается грязно, да и метнет всё на пол, мол, не годится вовсе. А дальше-то ещё хуже стало…-
— Ой!
— Года три прошло, а не родятся детки-то у Ульяны, Годюси, значит. Вроде как порча у неё. Ну, тут Алёшка совсем взъярился. Стал колошматить Годюсю чуть ли не каждый божий день.
— И она всё терпела?
— А куда ей     деваться – муж ведь всё-таки! Да и боялась уйти от него, не верила, что кому-то ещё может понадобится, что кто-то еще взглянет на неё. Потому всё старалась угодить Алешке беспутному. Да всё напрасно, не помогло ей это нисколько. Пришёл как-то раз Алешка домой мрачнее тучи – пропил спьяну гармошку свою любимую в корчме. Вошёл домой с матюгами да проклятиями. Расшвырял в злобе лютой все вещи в доме, а потом и Годюся ему под руки подвернулась. Вытолкал он её из дома взашей, тумаков надавал, да и крикнул вслед:
— Пошла вон, постылая, баба порченая, не годишься ты никуда!
— Подлюка какой!
— Пошла в лес Годюся, нашла избушку полуразвалившуюся, да и поселилась в ней. Живет потихоньку, ходит в платьице стареньком, ветхом, на  голове платок драный, старается никому на глаза из односельчан не попадаться, стыдится, что не годится никуда.
— А потом что было?
— Прошло время, стала оживать потихоньку Годюся, стала песни напевать прежние, с птицами да зверями разговаривать, в избушке своей порядок навела – повесила на стены вышивки, что своими ручками сделала, окошки промыла и цветами заставила. Однажды постучался к ней прохожий молодец, попросил попить-поесть. Напоила-накормила его Годюся, сердце-то  у неё было доброе да приветливое. А потом молодец и спросил ее, мол, отчего она в лесу-то пропадает, отчего вся в чёрном ходит, красоту свою прячет. Годюся-то ему и рассказала про судьбу свою горькую. Задумался молодец, а потом и говорит:
— Неправда это, что не годишься ты никуда, добрая душа. Просто не ценила ты себя, не знала, какая красивая да желанная. Не уважала себя, вот и муж твой бывший не ценил, не уважал тебя, в грош не ставил. А хочешь узнать, какая ты на самом деле? Есть у меня в суме зеркальце волшебное – посмотри в него, не бойся, милая.
С трепетом взглянула в зеркальце Годюся, да и ахнула – отражалась в зеркальце красавица, статная, с косой пшеничной до полу, глазами лазоревыми, чистыми, как родниковая вода. А молодец посмотрел на нее с восхищением и любовью и просит замуж за него пойти. Согласилась Годюся с радостью, а молодец и говорит ей:
— Здравствуй, жена моя богоданная, только не Годюся ты вовсе, а Улечка, цветочек мой лазоревый.
— Ух, ты, как здорово!
— И стали они жить-поживать, в любви большой и согласии. И народились у них семеро ребятишек. Кстати, Настенька, мы ведь свой род от Ульяны той ведём, прабабка она твоя.
— Спасибо, бабушка, за сказку ту чудесную. Но всё-таки спросить я тебя хочу – как же мне узнать точнее, кто моим суженым будет, как понять, что люблю я его по-настоящему?
— А ты сама-то как думаешь?
— Наверно, он должен быть самым красивым, чтобы всем девицам по сердцу пришёлся. Вон как Даня Семирученков – по нему все девицы в нашем селе сохнут, все внимания его ищут. Он вчера как пригласил меня на кадриль – так я от радости чуть не умерла! Значит, люблю я его?
— Нет, внученька, вовсе это ничего не значит. Не любовь это, а благодарность, что заметил, выбрал тебя, что все девицы завидовать тебе стали. А Даня твой, хоть и видный собой, а по сути-то никудышный: я вчера слышала, как он одну подружку твою обругал, словами грязными, недостойными – разве можно такие слова вслух-то произносить?
— А кто же тогда мой суженый будет?
— Суженого, милая внученька, сердце твоё выберет, только сердце прозорливо да догадливо. Как запоёт оно изо всех сил, как зарадуется, как захочется тебе летать, да весь мир обнять, добрые дела творить – значит, люб тебе кто-то. Но не торопись сердце вскачь пускать – пусть и головушка подумает,  и глазоньки присмотрятся. Ведь избранник твой может не Принцем на белом коне к тебе явится, и невзрачным внешне оказаться – может пастушком со свирелью, в лаптях к тебе придти. Но не внешний образ суженого важен, а душа его.
— А как я про душу его всё проведаю, она же скрыта от глаз-то?
— Да по делам его, внученька, судить будешь, так всё о душе-то и прознаешь. Как он к людям да к миру относится, как родителей своих почитает, как сирых да убогих не обижает, как зверью всякому помогает, как к Господу тянется, за всё его благодарит. Выберешь такого – с душой чистой, светлой – буду я за тебя спокойна, внученька. Вот таким твой дедушка, Иван Яковлевич был, прожила я с ним в любви и согласии почти сорок лет, каждый день Боженьку благодарила за встречу с ним!
— Спасибо, бабушка, я многое поняла, но ещё о многом подумать хочется.
— Ну и Господь с тобой, Настенька! Живи и радуйся, дитя моё!

Марина Владимова