Золотые Зерна Сказкотерапии

Жил-был Дом. Красивый, добротный Дом. Правда, был он виртуальный, поскольку существовал только в мыслях, в проекте. И жил он там, в проекте, уже много-много лет.
Давно пора было Дому материализоваться, ведь всё для этого имелось, все условия; и денежка нужная враз бы пришла. Да только Дом как оставался мысленным, так и оставался. А всё потому, что его воплощения в жизнь страшно боялась…хозяйка мыслей о нём.

Бред, правда?
Но тем не менее.
Хозяйка уже много-много лет представляла новенький, красивенький домик на опушке леса, с красной черепичной крышей, с евроокошками, с антивандальной стеклянной дверкой во весь фасад, как в голливудских фильмах… Вот они с семьёй завтракают на веранде… Вот они гуляют на пруду… Вот собачка бегает во дворе и детки качаются на качелях…
А дальше начинался кошмар.
Потому что, откуда ни возьмись, мирную уединённую жизнь в доме начинали атаковать пришельцы. Не инопланетяне! Люди. Взявшиеся невесть откуда в неимоверных количествах.
Вот прилетала толпа сослуживцев, вот соседи-сплетники слетались стаями на огонёк. А вот триста лет назад забытые неприятные приятели узнавали невесть каким образом о Доме, и к дому пролегала незарастающая народная тропа, и родные углы постепенно становились неродными, чужими, чуждыми… И наконец, становилось понятно, что дом крепко-накрепко заняли «разнообразные не те». И надо из него уходить и уединяться, и строиться заново. И ещё какое-то время жить тихо и спокойно, чтобы потом опять принимать незваных гостей, заполоняющих все углы в доме, и опять уходить, с тупой бессильной покорностью…
Потому что в Хозяйкином кошмаре сказать «нет, уходите, это МОЁ, и Я здесь Хозяйка» было как-то неудобно. Страшно. Не по-нашему это – отказывать входящему. Тем более знакомому. А так как все люди – братья, то наглых пришельцев с каждой минутой кошмара становилось всё больше, пока наконец, Хозяйка не затыкала уши, не зажмуривала глаза и не начинала бешено мотать головой, пытаясь отогнать наваждение, в котором построенный с такой любовью Дом занимали чужаки.
А когда картинка, ранящая её сердце, таяла, Хозяйка с облегчением поднимала глаза на старый облупленный потолок своей комнаты в коммунальной квартире, и говорила:
— Ну нееет… Никаких домов! Меня всё устраивает и так.
И всё продолжалось «и так».
Но однажды, после очередного видения Дома, которое закончилось кошмаром, Хозяйка не выдержала и воскликнула:
— Кто бы мне объяснил, что происходит! Почему я так хочу иметь Дом, и так боюсь его потерять! Как мне научиться не бояться этого?
— Выбрось из сердца обломок разбитого старого Дома! – вдруг услышала она чей-то голос.
Это был Домовой. Он сидел на подоконнике и болтал ножками. Симпатичный такой Домовой, в колпачке, в деревянных башмаках.
— Что ещё за обломок Дома? – не поняла Хозяйка. – О чём ты?
— О том, что в твоей сердечной памяти застряло воспоминание о разграбленном доме и его хозяевах, которым пришлось уйти. Да, это было. Да, это было больно. Но нельзя же хранить такие воспоминания вечно. Если бы мы, Домовые, копили в себе обломки всех разбитых домов, мы бы давно стали бомжами. Но нам нельзя. Мы – Домовые, и наше предназначение – обретать новый Дом, каким бы тяжёлым не было расставание с предыдущим жилищем. Так что мы с тобой – друзья по выбору.
— По какому ещё выбору? – не поняла Хозяйка.
— По выбору пути. Либо ты носишь в сердце обломок старого дома, и становишься вечным хранителем страданий. Либо – вытаскиваешь обломок, залечиваешь рану и ищешь новый Дом. Предлагаю выбрать второй путь. Обещаю, что буду самым прилежным Домовым в твоём новом Доме.
— Но у меня в жизни не было разграбленного дома, — задумалась Хозяйка. –И мне ниоткуда не приходилось уходить не по своей воле. У меня вообще сплошные коммуналки…грабить-то нечего. Не люблю я копить добро. Деньги от зарплаты до зарплаты кое-как держу. Что-то ты путаешь.
— Это ты меня путаешь, — обиделся Домовой. – Я уж тысячу лет живу: знаю, откуда у людей страхи заводить собственный Дом растут. Тебя, может, и не грабили… А мать-отца?
— Нет… У них всё нормально было. Тоже полжизни по коммуналкам маялись, только недавно квартирку купили.
— Ну, значит, и твоё время придёт. А бабку с дедом не разоряли?
— Было б на что зариться! Они ж дети войны, с хлеба на крапиву, с лебеды на клюкву. Оба колхозники. Сам знаешь, в каких условиях жили. Пожар, правда, в доме у них был по молодости. Всё дотла сгорело, в бараке потом маялись несколько лет.
— О! Уже ближе. А прабаки и прадеды? У них пожаров не было?
— Хуже, Домовой. Раскулачили их. Прадед купцом был, дом имел хороший. Уважали прадеда. Честный был, порядочный купец. Семья у него была большая, несколько дочерей и сын. Вот он и работал не покладая рук, чтобы их всех обеспечить, приданое собрать.
— И?
— А потом большевики к власти пришли, сказали прадеду: или дом отдаёшь, или живым не уйдёшь. А он сам этот дом построил, своими руками! Чуть с горя не запил, чужакам дом отдавая. Но смирился и сказал: ладно, главное, чтобы детям моим зла не сделали. Выделили прадеду хибару, и стал он с семьёй, человек десять, в одной комнате ютиться, на колхозных полях за трудодни спину гнуть.
— Смирился, говоришь? Нееет, матушка! Коль смирился бы – и ты бы давно в своей хате жила. Знать бы не знала, что мысль о Доме может кошмары вызывать. Вот она, родимая! –Домовой довольно потёр руки.
— Кто? – не поняла Хозяйка.
— Заноза твоя. Обломок старого Дома. Боль, которая вызывает в тебе страх.
— Но ведь это не моя боль. Я вообще эту историю недавно узнала.
— Головой, может, и недавно узнала. А сердце ещё до твоего рождения всё помнило. Родовая память – ого-го какая вещь!
— А при чём тут я? Я ж правнучка! Сто лет назад это всё было, столько воды утекло! Неужели за сто лет этот, как ты говоришь, обломок, никуда не делся?
— Если б прадед твой от него в своё время избавился, и ты б о нём не знала. А старичок твой решил хранителем страданий стать, и обломок старого дома по наследству передавать. Вот, наконец, его боль и страх и до тебя дошли. И что делать будем, подруга по выбору? А?
— Избавляться, — неуверенно сказала Хозяйка. – чтобы дети мои смогли спокойно жить, дома свои строить Только как избавляться-то?
— Ну, смотри, — начал учить Домовой. – Раз была рана, значит, была и Ахиллесова пята у твоего прадеда. Видать, сильно держался за земное. И дом отобрали у него, чтобы научить не привязываться к богатству. Урок ему такой был.
— Кто хотел научить? Большевики? – фыркнула Хозяйка.
— Да нет же! Высшие силы. Видать, Бога забывать начал старичок со своим купечеством.
— Бред какой-то! — рассердилась Хозяйка. – Он всегда в церковь ходил, свечки ставил. Бабушка рассказывала.
— Бред не бред, а слушай меня дальше. Если бы старичок твой не шибко цеплялся за богатство своё, и раны бы никакой не было. Сумел бы при жизни простить своих обидчиков, и Бога поблагодарить за всё, что с ним стряслось, и вышел бы из сердца обломок его дома. Зажило бы сердце, перестало б болеть и бояться. И ты бы жила себе спокойно. Давно бы свою избу построила, чтобы я не в шкафу-купе на верхней полке, а на нормальном чердаке обосновался. Во как!
— Что ж получается? И я привязана к богатству, раз эта заноза во мне сидит?
— Получается, так.
— Но у меня ж ничего нет! Дом – и то боюсь заводить…
— Страх – обратная сторона нездоровой привязанности. Где есть тёмный страх, ищи от него нитку, и смотри, куда она протянута. Почему ты боишься заводить дом?
— Потому что боюсь его потерять.
— Почему боишься потерять?
— Это же куча денег…
— Логично. Но ты боишься потерять не деньги, а своё право быть Хозяйкой Дома. Так?
— Так…
— Ты хочешь всё контролировать? Хочешь, чтобы всё было только по твоему?
— Да.
— А прадед твой тоже всё в кулаке держал?
— А то!
— В кулаке держал, вот кулак и разжали… Я понял твой родовой урок, дорогая! – воскликнул Домовой, нетерпеливо потирая руки. – Не надо контролировать Господа Бога. Поверь, он лучше тебя знает твой путь. Надо всего лишь просить у Него помощи, и с доверием и благодарностью принимать её.
— Это как?
— А вот так. Расслабься, перестань режиссировать всё и вся. Страх – плохая муза. Доверься дороге судьбы. За всё, что с тобой происходит, благодари. И за хорошее, и за не очень хорошее. Как говорят мудрецы, любое случайное не случайно. Значит, так надо, и только так – правильно. Ты главное, благодари. Научишься благодарить – и прощать сможешь. Прости прадедовых обидчиков. Поблагодари их за урок. Тут все раны и затянутся. Вот прямо сейчас и поблагодари.
— Ну, благодарю… — неуверенно протянула Хозяйка.
— Не верю! – хмыкнул Домовой. – Хоть ты тресни – не верю.
— Благодарю… — снова начала Хозяйка, но Домовой опять не дал ей договорить.
— Не верю.
— Да отстань ты от меня! – не выдержала Хозяйка. – Тоже мне, Станиславский нашёлся.
— Не всё ж тебе режиссировать, — спокойно ответил Домовой. – Продолжай, пожалуйста. Можешь на стульчик встать. Чтобы выше всех быть. И представь, что перед тобой прадедовы обидчики стоят. Какие они?
Хозяйка хотела было возразить. Но, посмотрев на Домового, поняла, что он не шутит, и взобралась на табурет.
— Отлично. Теперь закрой глаза, и попытайся увидеть людей, которые выгнали прадеда из дома.
Хозяйка послушно закрыла глаза, и начала всматриваться в невидимые картинки.
— Ой, вижу! — воскликнула вдруг она. – Пять человек впереди…и толпа за ними… Жалкие, несчастные какие-то… Слепые… Ослеплённые, что ли? Или зазомбированные? Домовой, они ж сами не понимали, что творят! Мне кажется, правнуки их сейчас крепко страдают, больше моего!
— Конечно. У потомков обидчиков крест тяжёл, уж поверь моим годам. Будешь хранить прадедовы страдания – и потомки тех людей страдать будут; грязь страданий по миру разносить. Простишь – и всем легче будет, света в мире прибавится.
— Домовой, я хочу! Я очень хочу простить тех людей, — взволнованно заговорила Хозяйка. – Пусть они идут себе с миром! Мне кажется, что моё прощение избавит и их от меня, и самое главное, меня от них. Ведь именно их я боюсь, их незримое присутствие постоянно чувствую, когда заходит речь о собственном Доме. Люди давно стали тенями, а страдание, причинённое ими, живёт. И вполне материальное страдание! Какая нелепица! Домовой, я реально хочу избавиться от обломка старого дома. Можно, я попробую?
— Бог в помощь, коль созрела, — посерьёзнел Домовой. – Вынимай свой обломок.
— Люди, я прощаю вас. Я, Анна, правнучка купца Андрея, прощаю и отпускаю вас из своей жизни.
Голос Хозяйки дрогнул.
— Пусть ваши потомки живут спокойно, обретают свои дома, и не зарятся на чужие. Пусть ваши дети и дети детей имеют крышу над головой, свою уютную постель, свой письменный стол, кресло, и красивые шторы на окне. Пусть из окна будет вид на красивый сад, или на что вы сами хотите. Пусть на ваше жилье никогда не зарится чужое недоброе око. Пусть ваш дом всегда будет защищён от людской зависти и злобы. Пусть ваши потомки живут светло и радостно. Я, Анна, правнучка купца Андрея, прощаю вас. И благодарю за то, что смогла сказать эти удивительные слова взаправду от чистого сердца. Я благодарю вас. Я прощаю вас. Живите долго и счастливо.
И Хозяйка заплакала навзрыд.
— Чего плачешь-то, Нюрушка? – ласково спросил Домовой. – Или не вышел обломок старого дома из твоего сердца?
— Кажется, исчез, — Хозяйка рыдала взахлёб, как ребёнок, и еле смогла вымолвить эти слова. – Легко на душе стало, словно камень тяжёлый был, а теперь нет его. Только почему-то не могу остановиться. Реву и реву. Как плотину прорвало!
— Это хорошие слёзы. Они рану твоего рода заживляют. Плачь, сколько плачется. А как слёзы кончатся, значит, и рана зажила. И дальше жить предстоит уже красиво, по новому.
***
— Всё, кончились слёзы. Что теперь-то делать? – спросила вскорости, вытирая зарёванные глаза, Хозяйка. – Я прямо сейчас готова действовать. Только что конкретно делать – не знаю. Подскажи, что ли?
— Что делать — что делать? – передразнил ворчливым голосом Домовой, снова напустив на себя вредный вид. – То же, что делают все нормальные люди, которые хотят обрести свой Дом. Прицениваться. Денежку собирать. Место выбирать. Хорошую строительную фирму искать. И строить, наконец, свой собственный Дом. Хотя бы потому, что мне, Домовому в уважаемом возрасте, на-до-е-ло жить в коммуналке на верхней полке старого пыльного шкафа!

Оксана Ахметова, 2011 г.