Золотые Зерна Сказкотерапии

В этой истории нет ни колдунов, ни ведьм. И как бы чудес в ней не случалася. Однако в Роду её принято считать чудесной и поучительной, и как все заветы передавать потомкам.
В стародавние времена был один богатый княжеский род, очень уважаемый и могущественный. Только вот рождались в нём одни мальчики, — воины для защиты семьи и отечества. Жён брали из других родов — так укрепляли и расширяли свои границы. Но с некоторых пор, в роду стали случаться распри между княжичами. Все добивались верховодства. Грозило это войнами и междоусобицей. Старейшины Рода опасность понимали. Собирали князей на вече, чтоб значит обговорить как между собой жить, да как род по дрязгам и распрям не растащить. Толковали не один день, а так ни к чему и не пришли, только ещё пуще переругалися.
А тут как раз, в середине лета, родилась в семье великого князя дочка. За несколько сот лет – первая девочка в Роду. Князю бы и радоваться, а он лишь рукой махнул, — «для чего в столь опасное время в роду жен плодить?!» — на дочку даже и не взглянул.
Года шли. Девочка меж тем подрастала. Назвали её Аграфенушкой. Красивая, да тихая, она сторонилась людей. Не по сердцу ей были и разговоры отцовские про захваты да набеги, и разговоры матушки про соленья да варенья. Братья, те и вовсе насмехались над младшенькой, — никудышной её называли. Да и в самом деле, отличалась Аграфена уж больно ото всех. Всё в леса да рощи её тянуло, к цветам да травам луговым. Только там, среди тишины и приволья, свободной и счастливой она себя ощущала. Научилась девочка язык деревьев, трав и зверья лесного понимать. Природа-мать ей тайны свои раскрывала.
А в Роду княжеском дела-то пуще прежнего портились. Уж неверие и подлость укоренялись в самом сердце рода знатного. Отец с сыновьями войну между собой начали. Не было ни дня, чтобы ругани и брани в доме не слышали. Матушка Аграфены все сердце себе истерзала, — уж как она пыталась остановить и сыновей и мужа от раздоров, да только не слышали они ни слов её материнских, ни слёз её горючих не видали. Чахнуть матушка стала. Совсем от горя высохла. И как же такое материнскому сердцу-то выдержать, чтобы самые кровные родичи волками друг на друга кидалися! Вот уж и слегла матушка и на ножки не подымалася. Аграфенушка хоть и малая ещё была, а понимала, что если свару в доме не прекратить, да отца с братьями не помирить, не спасти матушку от смерти. Да только что могла она, «никудышная», с мужиками здоровущими поделать?
Уж как не вмоготу Аграфенушке-то стало, кинулась она в рощу заповеданную к березке-подружке своей любимой. Обняла она ствол её стройный и замерла, как будто сама в дерево превратилась. И в тишине этой сердце своё любящее услышала: — надо бы сделать так, чтобы замолчали ссорившиеся, посмотрели вокруг себя что делается, подумали, к чему жизнь такая их приведёт, да мудро рассудив, исправлять все начали. А тут и берёзка как бы подсказывает: собери молчун-траву, да в вечёру, в трапезу ссорившимся — добавь. Знала Аграфена, что трава эта в чащобе, куда свет дневной не проникает, растёт. Знала она и о том, что собирать её надобно перед рассветом, когда всё в мире замирает, готовясь, день светлый встретить. Как не боязно ей было, а всё же пошла девочка за молчун-травой. Добралась она до места, когда уж солнце садилось, да ночь наступала. Темно вокруг, страшно. А Аграфенушка села под кустик, руками-то ножки обхватила и замерла, как вроде заснула. Да только не спала девочка, — сердце своё слушала. А оно о любви говорило: и к матушке, и к батюшке, и к братьям своим старшим, и ко всему живому на земле родимой. Так и ночь прошла. Настал тот миг, когда Тишина на земле властвует, готовит наступление дня светлого. Открыла Аграфенушка глаза, глянула вокруг, а трава-молчун сиреневым цветом полыхает. Осторожно, чтоб не нарушить заповеданный час, нарвала девочка стебельков тоненьких и в обратный путь отправилась.
Добралась Аграфена до дома уже к вечеру. А вкруг хором княжеских небо красным маревом полыхает – от свары и раздоров между родичами. Шмыгнула она на кухню и в котёл, что на жаровне стоял, бросила молчун-траву. Потом к матушке, в горенку её бросилась. А матушка уж и глаза не открывает, мечется в бреду. Прокоротала Аграфенушка около матери всю ночь, пока отец с братьями скандалили. Лишь под утро забылась на часок. А тут и солнце встало. Тишина в доме небывалая. Аграфенушка подумала, что все спят ещё. Вышла из горенки. Да нет же. Ходят родичи друг на друга косые взгляды кидают, но молчат. Так день прошёл. Тяжело было в этакой-то гнетущей тишине быть. Однако опять вечером Аграфенушка в котёл травки бросила.
Так не один день повторялось, пока родичи отвыкли по любому поводу склоки устраивать. А в Тишине, и шелест деревьев да трав слышан стал, птичьи трели по залам раздавались. Отогрелись сердца у отца и братьев. И матушка на поправку пошла.
И вот как-то вечером, сели княжичи за столы трапезничать. Тут матушка к ним выходит, Аграфенушка её под руки ведёт. Обратилась Мать рода к мужчинам с речью горестной. Рассказала она отцу и сыновьям о том, что они своими распрями натворили, как в могилу её чуть не свели, как радость и благодать дом покинули, как вместо того, чтобы род укреплять, они его чуть под корень не срубили. Повесили головы княжичи, стыдно им стало, да только как у матушки прощения просить — коли слова не произносятся. Полились слёзы у княжичей. Бросились они на колени перед матушкой, стали каяться, — да и не заметили, что речь-то к ним вернулась. Видать для благого дела и молчун-трава свои уступки делает.
С той поры великий князь наказ такой прописал, чтоб значит, прежде чем решение какое принять или разговор какой серьезный начать — помолчать надобно, сердце свое послушать, мысли в порядок привести, со стороны на себя посмотреть – всё ли ты по совести делаешь, не лукавишь ли перед самим собой, не обижаешь ли ты близких и любимых своих. А для этого Тишина должна внутри быть, чтобы тихий голос сердца слышен был.
Стало быть:
«Умножайте в себе Тишину, она залог жизни вашей праведной»
А девица Аграфена, с той поры советчицей отцовской стала. И братья ей уважение своё выказывали.